Разбор рассказа Уильяма Сарояна “Вельветовые штаны”

Михаил Игоревич Свердлов (Далее МИ): Для анализа этот рассказ, и правда, сложный, но там есть свои секреты. Для меня таких больших секретов - два. Первое - это собственно ответ на вопрос: а о чем этот рассказ? Понятно, что он не о штанах. Понятно, что штаны дают только тип особого юмористического взгляда на жизнь. Кстати, нам стоит определить, а что такое юмористический взгляд на жизнь? Это важный вопрос не столько для наших литературных компетенций - сколько для жизни. Так вот рассказ не о штанах, а о чем?

Участник: О взрослении.

МИ: Конечно, это духовная биография. Юмор этого рассказа и заключается в том, что через штаны дана духовная биография героя. Давайте проследим этапы этой духовной биографии.

ЭТАП ПЕРВЫЙ

МИ: Герой описывает ситуацию “без штанов”. А что значит в данном случае “без штанов”? Давайте разберемся в том, что происходит вначале рассказа? Нам нужно понять историческую ситуацию. У него не было штанов, а что у него было?

Участники: Колготки, трико, шорты.

МИ: Короткие штанишки! Раньше дети ходили в коротких штанишках! Вы слышали выражение: “Вырасти из коротких штанишек?”

Участники: Слышали.

МИ: Вы понимаете, что это значит? Детство маркировано короткими штанишками. Длинные штаны - это знак статуса взрослого. И получение взрослых штанов - это инициация во взрослую жизнь. Штаны это, во-первых, признак цивилизации. А во-вторых, знак взрослости. Теперь, когда мы разобрались с тем, что подаренные штаны - это инициация, мы должны разобраться с тем, какого она типа.

Участник: Это дядины штаны.

МИ: Верно, а что это значит?

Участник: Это родовая инициация!

МИ: Да! Вспомним, что Сароян имеет отношение к армянской диаспоре. Штаны, в данном случае, это знак первородства. Дядя отмечает своего племянника как наследника, как старшего. И там смешно описано, как дядя растроганный убегает в слезах. Этот ритуал передачи штанов племяннику - это не обязанность, а милость. Это ритуал передачи семейной, родовой эстафеты. Это первая стадия, но… в чем юмор ситуации?

Участник: Этот символ работает только внутри родовой системы.

МИ: Вот именно! Это Америка! То, что работает внутри родовой системы - не работает в открытой американской системе, где нужно себя показывать. И очень остро эту двойственность ощущает сам герой. С одной стороны, он горд, с другой стороны, он понимает, что его старт омрачен изгойством. Ему дан знак первородства и, в тоже время, знак изгойства. Он аутсайдер. Ему этими штанами дан волчий билет.

Соответственно, следующее, что ему предстоит - это адаптация. Ему нужно научиться как-то жить в этом изгойстве. Заметим, что он не был изгоем, изгоем его сделали штаны. Он занял очень невыгодное место в обществе. Какие последствия у этого?

Участник: Он стал читать философов. Презирать женщин, мужчин и даже рыб. У него появилась ненависть к людям.

МИ: Совершенно верно, поэтому второй этап это мизантропия, протест, бунт. Причем, рыбы же тут не просто так появляются. Это бунт не против человека, а против мироздания. Против Бога. Юмор заключается в том, что Бог перечислен в ряду прочих, что он никак не выделяется. Это бунт, противопоставления себя, очень заостренного, очень выделанного. Он с удовольствием с этим “я” расстался бы, но коллектив его не пускает. Это все был первый этап. А теперь второй!

ЭТАП ВТОРОЙ

МИ: Заметим, что он против всего мира, но он не унывает. Он учится ходить в этих штанах. Он ходит в них и вырабатывает свою позицию по отношению к миру. Он отказывается от подачек, он хочет свои собственные штаны. И после бунта, точнее в процессе бунта он пытается социализироваться, как все мы:

Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша.

Моё единое отечество —

Моя пустынная душа.

Говорим мы словами Бальмонта, но сами-то мы хотим, чтобы нас любили. И он не просто хочет. Он не просто в отрицании, он в отрицании, но он хочет завоевать общество. В противоборстве он обретает волю к завоеванию социума.

Понимаете, в юмористическом мире герои не сдаются. Они всегда обладают энергией, они всегда получают по носу, падают, всегда встают и начинают заново. Юмористический мир - это мир неунывающего героя. И что решил герой? Он решил купить самые лучшие штаны, он их присмотрел, он просчитал все. И вот герой покупает эти великолепные штаны!

Участник: Испанское возрождение!

МИ: Именно! Совершенно карнавальные, праздничные! И вы представляете, в таких карнавальных штанах он приходит в школу, когда мода уже на нейтральные. А его реакция какая?

Участник: А он обозлился, кажется.

МИ: Нет.

Участник: Он решил быть веселым!

МИ: Да. И надо сказать, что вообще герой очень моторный. Он сталкивается со сложными ситуациями и пытается справиться. Он теперь должен соответствовать штанам. Он должен быть эксцентричным, потому что ходить с серьезным видом в таких штанах невозможно. И нужно сознательно стать шутом, как бы заявляя, что я эти штаны надел в шутку. Я делаю это как эксцентрик. И я соответствую своим штанам: шучу все время, всех подкалываю… И что в результате он получает? Он получает по морде, потому что шутит он, видимо, не очень по-доброму, вступает в конфронтацию. В предыдущих штанах он не был шутником. Он был мрачным любителем Шопенгауэра, а теперь он пытается встроиться в общество, но общество снова не принимает его.

Здесь еще интересна тема свободы, потому что главный герой позиционирует себя как человека свободного, раскрепощенного, а, оказывается, что он весь детерминирован штанами. Это как у Руссо, все хвалили его за то, что он отказался от встречи с королем, у которого он мог выпросить себе пенсию и обеспечить безбедное существование - для этого нужно было встретиться, а он отказался. Все говорили: “Руссо! Вот он свободный человек! Великий человек!” В своей “Исповеди” он признался, в чем дело. Он просто страдал дизурией, он боялся описаться перед королем. Это интересный момент, так часто бывает. Мы часто ведем себя, подчеркивая свою свободу, а причиной такого поведения может быть крайняя степень несвободы. Но духовная биография героя не складывается только из этих двух этапов, чего-то не хватает, правда? Не хватает третьего этапа - и это второй секрет.

Участник: Смотрите, а ведь этот рассказ написан и опубликован… значит…

МИ: Великолепно! Ведь это значит, что, во-первых, третий этап подразумевается, а во-вторых, он обозначен. В каком месте рассказа он обозначен? В самом начале!

ЭТАП ТРЕТИЙ

МИ: Нам кажется, что те мысли, которые даны в начале рассказа - относятся и к началу жизни героя. Нет, это не мысли ребенка. Это мысли взрослого человека. Он пришел к некоему третьему этапу. И весь секрет этого рассказа в том, что он не дан в хронологической последовательности. А почему автор не дал его в хронологической последовательности?

Участник: Чтоб смешней было!

МИ: Да, и не только. Чтобы было более загадочно, чтобы было спрятано. Итак, в чем заключается третий этап?

Участник: В том, что если бы герой не прошел бы все эти испытания, то он не стал бы таким высокодуховным.

МИ: А в чем его высокодуховность заключается?

Участник: Ну, в том, что он вышел за рамки… не пошел за модой…

МИ: Получается, что высокодуховность - это за рамки моды выйти? Посмотрите на этого модного пожилого человека… То есть на меня! Вы хотите сказать, что раз я такой модный, то я не духовный что ли?

Участник: Ну, вы не очень-то модный, на самом деле.

(Смех)

МИ: Я специально вас провоцировал! Мой девиз - быть современным, но не быть слишком современным! Вернемся к герою, я хотел сказать, что дело не в том, что он выше моды стал. Что с ним произошло?

Участник: Там есть фраза о том, что он стал философом.

МИ: Да! И в чем его философия?

Участник: Он начал размышлять.

МИ: Верно, но с чего начинается настоящее размышление? Ведь он Ницше и Шопенгауэра читал еще будучи в этих ужасных штанах, но философом он еще не был. Понимаете, читать Ницше и Шопенгауэра не значит стать философом.

Участник: Можно я процитирую? “Мысли мои постоянно обращались к проблеме человека без штанов, и мысли эти часто были тяжкими и печальными, порой же веселыми и жизнерадостными. В этом я думаю отрада философа - познавать как ту, так и другую сторону явления.”

МИ: Вот! И самый главный юмористический секрет - он думает не о человеке в штанах, каким он всегда был, а он человеке без штанов - каким он никогда не был, и которого он никогда не видел. Философ это тот, кто столкнувшись с проблемой штанов, задумался о существовании без штанов. И это проблема для него не личная, потому что он никогда не будет существовать без штанов, а она для него общая, метафизическая. Она имеет отношение к самому порядку вещей, то есть он задумался о том, как устроен мир. Не о том “как мне жить” и о том, как “все плохо вокруг меня” - это не философская стадия. И потом проблема того, что значит “человек без штанов” - это чисто философская проблема о том, что вообще значат все эти условности. Ведь штаны в данном случае - это комическое обозначение цивилизационных условностей, без которых мы уже не можем жить.

Это вообще проблема различий, проблема различения. Мы все время определяем человека по статусу, а если убрать это, то что будет? Причем, давайте заметим, что в этой новой стадии нет отрицания, он задумывается над этим без отрицания. Он не говорит: “Штаны это вредное изобретение! К черту штаны! Давайте все ходить без штанов!” Или наоборот: “Надо ходить всем в штанах! Только хождение в штанах нас приведет к…” Все это не философское отношение к жизни. А философское отношение заключается в понимании того, что человек ходит в штанах и будет ходить в штанах, а что значат штаны? Что они значат? И к какому же выводу приходит герой? Это не дано прямо. Это надо угадать.

Участник: Я снова процитирую. “Что такое, в конце концов, пара штанов? Ведь отсутствие таковых - это еще не конец света и не крушение цивилизации.”

МИ: Да, штаны очень интересно взяты здесь в двойной функции. Первое, штаны - это то, что прикрывает стыд. Само слово может ассоциироваться с чем-то неприличным. А с другой стороны, штаны - это основа цивилизации. И “это же не конец света” - он говорит. Какие выводы мы можем сделать из этой фразы? Мы можем сказать, что Шопенгауэр несомненно преодолен, Ницше преодолен. Два слова о Шопенгауэре и Ницше. Философия Шопенгауэра - это представление о мире как о враждебном для человека, прежде всего. И невозможность человеческого счастья, мира, социальной гармонии. Шопенгауэр приводит такую притчу:

Однажды Сизиф изловил лесного бога Пана, чтобы узнать у него тайну жизни. Сизиф спросил его: “В чем счастье человеческое?”

Пан отказывался говорить, Сизиф настаивал. Тогда Пан расхохотался демоническим хохотом и ответил: “Счастье человека в том, чтобы вообще не родиться, а если родился - поскорее умереть”

Так вот Шопенгауэр, это крайне пессимистическая философия. Теперь скажем про Ницше. Ницше противопоставляет человека, который на что-то решился, у которого есть сильная воля - он противопоставляет его толпе. Ницшеанство это прежде всего философия единичного, отважившегося на самость человека. Вот эти два момента: пессимистическое представление и противопоставление единицы толпе. Там еще есть Спиноза это такой материалистический скептицизм очень ранний. Вот три кита. Скептический рационализм, пессимизм и индивидуализм. И наш герой все это преодолевает. Он преодолевает как противопоставление себя всему миру Ницшеанское, так и представление о враждебном мире Шопенгаурское. Он все это преодолевает. И он становится философом вне этих концепций. И каким же философом он стал? Мы можем сказать, что он выработал в себе оптимизм. Изначально некий американско-армянский оптимизм в нем был, но он выработал еще и философский.

Участник: Армянский оптимизм! Это как анекдоты про армянское радио!

МИ: На эту тему, я вспомнил историю. Как-то раз я был в Армении, и во двор к моим друзьям прилетела саранча. Дома были одни женщины, они попросили меня решить вопрос с этим насекомым. Ну я взял тряпку, как-то разобрался. Вечером приходит домой Давид, муж хозяйки дома. Я ему рассказываю эту историю. Он говорит: “Молодец, что убил саранчу! Они все здесь сжирают!” Я ему объясняю, что я не убил, я просто в тряпку замотал и выбросил. Ну думаю, сейчас он меня будет ругать, а он говорит: “Молодец! Грех на душу не взял!” Вот он армянский оптимизм! Итак, давайте сформулируем этот юмористический взгляд на мир. Первый пункт я вам подскажу. Юмор - это отрицание жизни?

Участники: Нет.

МИ: Правильно! Юмор - это утверждение жизни. Вот чем он отличается от сатиры, сарказма, иронии - это утверждение жизни! Я утверждаю жизнь! Я говорю: “Да, штаны нужны!” Я, может быть, даже не говорю, почему они нужны. Потому что философ не спешит на эти вопросы отвечать, он все время вопрошает. Почему-то штаны нужны, он думает, может быть, еще почему… Для него это, может быть, загадка, но он принимает отныне то, что штаны нужны. И он готов их носить. Он готов носить штаны, которые принимает мир. Но приняв, он понимает, что штаны, одновременно, что-то значат, и ничего не значат. Что они значат что-то для конвенций, что они нужны для конвенций, для поддержания договора между людьми. То есть штаны надо принять и, одновременно, возвыситься, преодолеть. Ведь за этой конвенцией, связанной со штанами, идут все остальные. Принять мир со всеми его условностями, усложнениями. Принять его и подняться над ним, потому что это ведь совсем не главное, а есть большее. И гораздо большее. И он отныне он будет искать это большее. То есть все это ступеньки принятия и преодоления. Что человек есть помимо штанов? Что есть человек без миллиона условностей? В чем его суть?

И он, самое главное, переходит от себя к другому. “Я - социалист” или там “Я - коммунист”, потому что меня обидели. Или “Я - мизантроп”, потому что мне не достались хорошие штаны”... И вот это вот “Я”, “Я”, “Я” - и, в таком случае, я от себя строю философию. А если я не строю от себя то, я движусь к другому. Надо отрешиться от себя, чтобы стать философом. Это твоя мысль. Философ должен “скинуть все штаны”, освободиться от всех условностей, не отрицая их при этом. Вот это сложная операция философии. И это юмористическая философия - это принятие в силу смешного характера всего. Самые люди смешные, особенно те, кто думают, что они правильные, они больше других находятся в смешном положении. Нужно принять свое смешное положение. Я могу по-доброму посмеяться над кем-то, но тогда я должен быть готов тут же посмеяться над собой. И этот смех над собой - это мое юмористическое жизнеутверждение!

Участник: Это ваш армянский оптимизм!

МИ: Вах! Эта мой армянский аптимизм, слущий, да!))

И вот, друзья, чего я вам желаю - надо воспитывать в себе юмористическое жизнеутверждающее отношение к жизни.